Минувшие дни выдались весьма насыщенными. Во Владивостоке состоялся президиум Госсовета, где перед президентом опозорились некоторые федеральные министры. Они явились на совещание неподготовленными и не смогли ответить на вопросы главы государства по развитию региона.

Кроме того, в столице Приморья прошел четвертый Восточный экономический форум, где были заключены соглашения почти на 3 трлн рублей. В Москве же, на заседании Совета директоров, российский Центробанк фактически принял решение о дальнейшем удушении отечественного производства, подняв ключевую ставку до 7,5%.

Эти и другие важные темы мы обсудили с советником президента, академиком РАН Сергеем Глазьевым. С ним мы встретились во Владивостоке сразу по окончании ВЭФ-2018.

Юрий Пронько. Сергей Юрьевич, хочу задать вам ключевой вопрос: мы осознаем роль, значение российского Дальнего Востока в той геополитической, экономической ситуации, которая сейчас развивается в мире?

Сергей Глазьев. Безусловно, осознаем. Это видно и по выступлению президента России Владимира Владимировича Путина, который подчеркнул еще раз приоритетное значение Дальнего Востока для России, российской экономики, и это лейтмотив региональной, я бы сказал, экономической политики последних, наверное, 15 лет как минимум.

Надо сказать, что Советский Союз не оставлял Дальний Восток вниманием. Это всегда был приоритетный регион и с точки зрения надбавок к зарплате, и с точки зрения инвестиций. В 90-е годы, конечно, Дальний Восток очень сильно пострадал из-за того, что разорвались кооперационные связи, и транспортные издержки ударили очень больно по Дальнему Востоку, который стал совершенно неконкурентоспособным с точки зрения производства товаров с высокой добавленной стоимостью, поскольку концентрация научно-производственного потенциала страны в европейской части, особенно в центре, на Урале, в какой-то степени в Поволжье оставляла Дальний Восток заложником этого длинного плеча транспортных перевозок.

Поэтому в 90-е годы произошла очень сильная структурная деградация, колоссальный отток населения, и наш президент неслучайно сказал, что мы вынуждены сейчас решать проблемы и демографические, он с этого начал, и экономические, и инфраструктурные, которые накапливались десятилетиями. Понятно, что для этого нужны большие инвестиции, и если мы говорим о перспективных направлениях развития, мы должны сразу ориентировать дальневосточную экономику на многообещающие направления роста, а здесь таковых более чем достаточно.

Потому что по соседству у нас главный центр экономического развития мира находится, и уникальное сочетание наших соседей, которые формируют ядро нового технологического и нового хозяйственного уклада, показывают всему миру самые прогрессивные способы ведения современной экономики, лидируют в темпах экономического роста как по общим показателям, так и по научно-техническому прогрессу.

Ю.П. Вы имеете в виду Китай и Японию?

С.Г. Конечно. Не случайно Абэ заявил о том, что Япония выйдет к 2020 году уже на беспилотные автомобили. И это только одно из направлений. А большую часть выступления он посвятил вопросам здравоохранения и медицины, показывая, как сотрудничество в этой области помогает российским гражданам в том числе.

То есть видение у глав государств относительно сотрудничества общее - что мы должны вместе работать над сочетанием конкурентных преимуществ, над соединением потенциалов, формировать общую повестку.

Ю.П. То есть эти страны являются таким показателем общего глобального развития?

С.Г. Они являются лидерами глобального и экономического, и научно-технического развития. Они формируют ядро нового мирохозяйственного уклада, который будет обеспечивать воспроизводство экономики на ближайшие 50, а то и больше лет. И нам, конечно, очень важно в этом ядре участвовать, не оказаться на его периферии, как мы оказались неожиданно для себя на периферии американо-европейской системы, которую мы субсидируем уже в течение четверти века, и потеряли, точнее, отдали нашим западным партнерам порядка 2 трлн долларов вывезенного капитала, я уже не говорю про миллиарды тонн сырья, миллионы людей, умов, которые туда уехали работать.

Мы сегодня хорошо понимаем, что такое оказаться на периферии. И нет ничего более неприятного, чем оказаться на периферии сразу двух центров экономического развития - одного старого, уходящего, с его неразрешимыми проблемами, с финансовыми пузырями, и нового, который динамично развивается и перетягивает на себя мировые капиталы.

Ю.П. Вы как-то мне сказали, что нас может разорвать, если мы не решим свои внутренние вопросы.

С.Г. Вы же видите, нас рвут, можно сказать, на части наши западные партнеры, которые пытаются в качестве противовеса нашего стратегического партнерства с Китаем и евразийской интеграцией разодрать постсоветское пространство, столкнуть государства, образовавшиеся на территории Союза, между собой. И Украина - это показательный пример, что нас ждет на периферии этого американо-европейского, уходящего, я еще раз подчеркну, находящегося в глубоком кризисе, совершенно безнадежном положении старого центра глобального развития, который пытается жить за счет других.

Здесь совсем другой подход. В этом-то и отличие нового хозяйственного уклада, в том, что, как видно и по модели нашего Евразийского экономического союза, где никто не пытается кого-то распотрошить, силой заставить интегрироваться, как это американцы сделали с Украиной, погнав ее силой в ассоциацию с Европейским союзом, подчеркивается значение национального суверенитета, международного права, это не пустые слова, это реально.

Ю.П. Принципиальное отличие.

С.Г. Из этих простых фундаментальных вещей строится новое сотрудничество. И речь идет не о либерализации, где выигрывают сильнейшие за счет остальных. А о гармонизации.

Ю.П. Взаимовыгодности?

С.Г. Взаимовыгодности, гармонизации, опоре на национальные интересы, на национальный суверенитет. Страны, каждая, может выбрать свою конфигурацию сотрудничества в большом евразийском партнерстве, о котором говорит наш президент, и оно будет отличаться разнообразием.

Здесь ключевым направлением сотрудничества являются совместные инвестиции. А отнюдь не раскатывание всех в одни какие-то универсальные формы свободы движения капитала и всего прочего. Хотя свобода сохраняется, но это свобода как осознанная необходимость, как говорил классик. То есть мы разрешаем свободу перемещения товаров, капиталов, наших граждан не просто ради того, чтобы мировой капитал мог собирать сливки, а ради того, чтобы наши научно-производственные потенциалы, сочетаясь друг с другом, давали объединение конкурентных преимуществ. То есть это не игра с нулевой суммой, как это делается в западной модели, а синергетический эффект, который достигается путем сочетания разных конкурентных преимуществ, которые уникальны в каждой стране.

Меня поразило, что главы пяти государств приехали на ВЭФ-2018, это очень важно. То есть они таким образом подтвердили ключевое значение Восточно-экономического форума в формировании общей политики развития для Северо-Восточной Азии. И в рамках этой общей политики развития они едины в том, что нам нужен стратегический план, нам необходимо долгосрочное видение, гармонизация интересов, о чем я сказал, и самое главное - взаимовыгодность, добровольность, строгое соблюдение норм международного права, взятие на себя осмысленных обязательств, ну и, конечно, взаимное доверие как основа интеграции.

Ю.П. Здесь это уже ощущается, не просто взаимный интерес, а именно стратегия, направленная на интеграцию. Фактически мы говорим о новом ядре глобальной экономики?

С.Г. Да, конечно. Это ядро формируется сегодня на наших глазах. Оно, еще раз подчеркну, отличается большим разнообразием его составляющих. И ваш коллега, который вел пленарную сессию, упомянул, что ему было трудно понять, как с пятью лидерами совершенно разных государств вести работу, понимая, что у них разный алфавит, разное, может быть, представление о протоколе и много чего разного. Но это не мешает мыслить, в сущности, одними и теми же категориями и ощущать общую ответственность и за Северо-Восточную Азию, и за мир в целом.

Что касается нового глобального центра экономического роста, он уже сформирован. Если мы возьмем сегодня совокупную мощь Китая, Японии, Кореи, России и Монголии, главы которых участвовали в работе форума, то это намного больше, чем США и вообще вся Северная Америка. Я думаю, сегодня это уже больше, чем Европейский Союз плюс Соединенные Штаты вместе с Канадой и Мексикой.

Можно сказать, что это ядро сформировалось, и нам важно не остаться на периферии этого ядра, нам очень важно идти вместе. И здесь ключом к решению этой задачи является совместное планирование развития. Не только крупные инвестиционные проекты в развитие инфраструктуры, но и множество проектов среднего, может, даже малого уровня, где люди, находя общий язык друг с другом, могут формировать эту разнообразную ткань сотрудничества в самых передовых направлениях экономического развития.

Я думаю, наш глава государства совершенно правильно выбрал место для демонстрации этих возможностей. Остров Русский, недавно построенный здесь Федеральный Дальневосточный университет, где показана возможность сочетания уникального культурно-природного ландшафта с передовыми научно-техническими достижениями, с лучшими моделями образования, и его призыв сделать остров Русский образцом международного сотрудничества, это очень точный ход, который дает нам основание рассчитывать на то, что мы все-таки будем в ядре нового мира.

Ю.П. Сергей Юрьевич, у меня нет сомнения в договоренности глав государств, я вижу, что есть отношения господина Путина и господина Си, господина Путина и господина Абэ с коллегами из Монголии и Южной Кореи. Но ежегодно, предваряя форум, президент проводит Госсовет. Два года подряд президент в буквальном смысле разносит министров. У меня складывается такое впечатление, что в Москве, как в центре, вообще не осознают роль Дальнего Востока. Из года в год президент говорит: вы вообще собираетесь работать, понимаете всю суть? Я не знаю, возможно, полпред Трутнев докладывает реальную картину, как тот же Минфин фактически саботирует исполнение поручений президента.

Вам не представляется, что проблема не здесь, а проблема, как ни странно это звучит, как раз за тысячи километров, в Москве?

С.Г. Во-первых, то, что президент разносит министров, это очень хорошо. Это доказывает как раз, что здесь требования к работе выше, чем, может быть, в Москве, где таких разносов мы не видим во всяком случае. И это доказательство того, что глава государства требует здесь работы по-настоящему. С полной отдачей и с пониманием всей сложности проблем, которые накопились для Дальнего Востока.

Что касается проблем, вы совершенно правы, они фактически есть результат общефедеральной макроэкономической политики. Во-первых, ни о каком серьезном развитии нельзя говорить без инвестиций. Для инвестиций нужны долгосрочные кредиты, прежде всего, если мы говорим о частном секторе, и бюджетные ассигнования, если мы говорим об инфраструктуре.

Я могу сказать, что лет 15 назад, когда формировалась федеральная программа развития Дальнего Востока, объем ассигнований на нее по итогам прохождения согласований в Минфине сократился в 10 раз по сравнению с заявками, которые были получены и обобщены со стороны регионов и крупных хозяйствующих субъектов. Десятикратное сокращение программы означает ее полное выхолащивание, может, какие-то демонстрационные проекты остаются, а все, что стоит дорого, все уходит «в далекое светлое будущее». Это одна проблема.

Вторая проблема. С одной стороны, дальневосточная экономика находится в комфортном вроде как положении рядом с глобальными центрами опережающего развития. И то, что мы сами начали говорить об опережающем развитии, это во многом наше понимание того, что весь регион растет опережающими темпами.

Но все-таки дальневосточные предприятия и сам производственный комплекс территориально здесь формировался, исходя из кооперации в Советском Союзе, где все эти предприятия имели министерство в Москве, имели партнеров по кооперации по всей огромной стране. И большая часть этих партнеров находилась в центральной России, на Урале, может быть, в Поволжье, то есть европейской части.

Эта растянутость кооперации, конечно, создает дополнительные издержки, поэтому та форма компенсации этих дополнительных издержек в части льгот на территории опережающего развития, в части последнего решения президента о том, что тарифы на электричество на Дальнем Востоке не должны быть выше, чем в среднем по России, транспортные перевозки традиционно должны субсидироваться для регионов Дальнего Востока в силу растянутости коммуникаций, о чем я сказал. Это все требует такого серьезного искусства большой ответственности за то, чтобы все эти разнообразные инструменты сработали так, чтобы конкурентоспособность ведения хозяйства на Дальнем Востоке хотя бы сравнялась с теми условиями, которые есть в Китае, в Корее или в Японии.

А сегодня, смотрите, какие условия. У нас вообще нет кредитов. Процентная ставка за кредит зашкаливает намного по отношению к рентабельности предприятий на Дальнем Востоке. Президент сказал о том, что дополнительно он дает поручение правительству выделить 4 млрд рублей для Фонда развития Дальнего Востока. Но это, на самом деле, лишь часть компенсации тех потенциальных потерь, которые мы несем из-за того, что у нас нет кредитов, из-за того, что денежные власти вообще не понимают роль кредитов в современной экономике и ведут достаточно странную борьбу с инфляцией путем подрыва конкурентоспособности всей нашей экономики, где Дальний Восток - наиболее уязвимое место.

Потому что здесь, в отличие от Москвы, нет гигантского количества крупных банков, здесь работа идет через дочерние структуры, и вообще банков гораздо меньше. Финансовый рынок не сформирован свой. Так что задача не из простых - компенсировать негативные последствия федеральной макроэкономической политики путем отдельных инструментов - льгот, целевых ассигнований, специальных решений по перекрестному субсидированию электричества и транспортных издержек. Это одна часть той работы, которая ведется. Другая часть ведется частными, в том числе иностранными инвесторами, для которых создаются льготные условия.

И эти льготные инструменты действительно дают результат. Пусть не во всех территориях опережающего развития. Но во многих из них действительно есть уже неплохие инвестиционные проекты, собранные за счет инвестиций стран - наших соседей. Президент назвал цифру - 30 инвестиционных проектов, 200 млрд рублей, это только китайские инвестиции для Дальнего Востока. А Си Цзиньпин объявил о том, что фонд регионального развития создается с объемом 100 млрд юаней. Это тоже очень мощный инструмент, который, поскольку он регионального развития, будет ориентирован на, в том числе, возможности, которые возникают здесь, на Дальнем Востоке.

И приход иностранных инвесторов в качестве главного источника финансирования капиталовложений, конечно, меняет и положение Дальнего Востока в разделении труда. С одной стороны, он его приближает к мировому центру экономического роста, нам надо все-таки удерживать связь Дальнего Востока с европейской частью.

Ю.П. Национальная безопасность.

С.Г. Конечно! Необходимо стимулировать такие инвестиционные проекты, которые имеют значение не только для регионального рынка, но и для развития всей российской экономики с тем, чтобы позитивный эффект от этих иностранных инвестиций, которые мы ожидаем на Дальнем Востоке, был для всей страны, чтобы они работали на интеграцию, а не на отрыв Дальнего Востока от европейской части.

Ю.П. Но президент Путин из года в год ставит вопрос об оттоке населения. Что федеральные ведомства, министерства недорабатывают этот вопрос. Третий год я на форуме и третий год я слышу президента, который отдельно, не в рамках форума, говорит министрам: почему вы не можете изменить ситуацию? Почему не можете проработать вопрос? Отдельные министры даже не стесняются сообщить в лицо главе государства, что они не готовы к совещанию.

С.Г. Демографические проблемы, как известно, самые сложные. И для того, чтобы люди возвращались на Дальний Восток или приезжали сюда, требуется не только позитивный образ Дальнего Востока, требуются те же самые деньги для обустройства инфраструктуры, кредиты для того, чтобы развить свой бизнес. Кое-что получается неплохо, я уже сказал, в территориях опережающего развития, уже во многих отток населения прекратился и идет приток.

При этом все знают, здесь работают не только российские граждане, но и с Украины, из Белоруссии, из Казахстана, то есть всего постсоветского пространства, из Евразийского экономического союза приезжают. Приезжают сюда наши друзья из сопредельных государств. И немало и китайцев, и корейцев хотят свой бизнес развивать на Дальнем Востоке российском, принося свои технологии, свое умение и навыки.

Например, центр аквакультуры, который формируется в районе Приморского края, во многом будет работать на экспорт продукции в Китай. Естественно, здесь нужны технологии самые передовые, потому что это массовое производство, и обойтись без китайских специалистов, наверное, не получится. Поэтому нам нужно формировать здесь и для наших граждан, прежде всего, и для приезжих, которые нам нужны для подъема экономики, комфортную среду жизни.

Мы находимся в прекрасном месте, на острове Русский. А ведь еще 20 лет назад, я помню, по сообщениям прессы, на острове Русский солдаты голодали, потому что не обеспечивалось снабжение, не было этих мостов. Тут вообще была заброшенная территория, которая нужна была только военным. А сегодня здесь самый передовой, по уровню, во всяком случае, капитальных средств, университет, который является уже центром привлечения интеллекта из всех стран Северо-Восточной Азии. Мы видим вполне довольное жизнью население в виде студентов, преподавателей и гостей форума.

И Владивосток, который сегодня с островом Русский составляет единое целое, не производит впечатления пустынного города. Пройдите вечером по улицам Владивостока, и увидите, что здесь люди умеют и работать, и отдыхать. Так что на Дальнем Востоке формируются привлекательные центры притяжения людей, интеллекта, капиталов.

Не стоит рассчитывать, что вся наша гигантская дальневосточная территория заживет, как Гонконг. У нас просто потребности такой нет. Скажем, один только остров Русский по площади почти как Гонконг. Но, тем не менее, эти точки роста уже возникают, я уверен, что Дальний Восток будет преображаться позитивно.

Ю.П. Хочу затронуть и федеральную повестку. Громыхнуло ваше заявление: Сергей Глазьев обвинил ЦБ в обвале российского рубля. Не перегнули журналисты? Я хочу услышать из первых уст.

С.Г. Меня поражает, чему они удивляются. Ведь если они читали Конституцию, там написано, что за устойчивость национальной валюты, за ее стабильность отвечает Центральный банк. То же самое написано в законе о Центральном банке. Кому как не Центральному банку отвечать за курс национальной валюты. Это его прямая и первоочередная обязанность.

Ю.П. Конституционная обязанность.

С.Г. Конституционная обязанность. Поэтому меня удивляет, почему мое очередное на этот счет заявление вызвало такую реакцию, такое удивление. Ведь это свободное плавание курса рубля, которое Центральный банк уже четвертый год ведет, привело к тому, что курс формируется за счет манипуляций на рынке спекулянтами.

Центральный банк отдал курс финансовому рынку, который очень высоко концентрирован. Там работают крупные спекулянты, привлекающие деньги из США прежде всего. Мы видели по тому финансовому пузырю, который раздулся вокруг группы «Открытие» именно на валютных спекуляциях, что эти манипуляции могут иметь колоссальный размах, и то, что рубль у нас в 2014 году упал до 80, потом откатился до 60 и опять падает до 80.

О чем это говорит? О том, что если бы Центральный банк не уходил с рынка, а зафиксировал курс рубля тогда на минимуме, на 80, он мог бы его держать целых четыре года. И четыре года у нас было бы нормальное понимание инвесторов, какие у нас конкурентные преимущества, люди могли бы планировать капиталовложения, свой бизнес, не было бы свистопляски с ценами. Ведь каждый раз, когда курс опускается, идет инфляционная волна на повышение цен на импорт и получается парадоксальная вещь: Центральный банк сначала дает спекулянтам опустить курс до 80, торговля сразу реагирует ростом цен на импорт на 30-40%, потом курс рубля поднимается до 60, тоже спекулянты на этом зарабатывают, но торговля цены не снижает, такого не бывает. Есть такой эффект храповика в механике, всем инженерам известный.

Потом, когда рубль опять катится с 60 до 80, торговля вновь реагирует повышением цен на импорт. Поэтому даже обыкновенная домохозяйка понимает, что если бы курс рубля держали эти четыре года на одном уровне, не было бы этих ударов по импортным ценам, можно было бы планировать свой потребительский бюджет. Но самое главное - для экономики без стабильного курса невозможны никакие инвестиции, особенно в экспортно ориентированных отраслях и тех, которые зависят от импорта.

У нас сегодня внешнеторговая зависимость и открытость российской экономики настолько велика, что именно колебания курса определяют инфляционные волны. Если мы раньше говорили, что главным фактором инфляции является рост издержек, то сегодня издержки не растут, зарплата падает. Значит, налогообложение тоже особенно не увеличивается. Естественные монополии немножко заставили вести себя прилично. На 80% инфляции формируется колебанием курса рубля.

Как Центральный банк может заявлять нам, что он таргетирует инфляцию, и при этом самый главный фактор, который определяет инфляцию, бросает спекулянтам, понимая, он же не совсем идиот, что спекулянты на рынке, если Центральный банк не участвует в курсообразовании, берут власть в свои руки. И мы видели, как это делается.

Ю.П. Либо находятся в сговоре?

С.Г. Любой брокер сегодня может вам рассказать, как манипулируется финансовый рынок, и валютный рынок в особенности. Ведь при том, что у нас после этого рукотворного кризиса, который устроил нам Центральный банк 4 года назад, инвестиции сократились практически на треть. Объем импорта упал тоже почти на треть в 2014 году. То есть спрос на иностранную валюту объективно сократился, а объем валютных спекуляций вырос пятикратно.

О чем это говорит? О том, что колебания курса определяются не фундаментальными условиями, о которых любят говорить, не спросом со стороны экспорта внешнего мира или со стороны импорта, со стороны нашей экономики, а определяется, прежде всего, манипуляциями спекулянтов.

Ю.П. Я на самом деле очень рад тому, что вы напомнили обществу, которое вдруг вспомнило, что ЦБ отвечает за курс стабильности национальной валюты.

С.Г. Когда мы рассуждаем об ущербности той или иной политики, нужно понимать, что она проводится потому, что это кому-то выгодно. Не может такая абсурдная политика вестись, если бы у нее не было мощных сил, которые ее поддерживают. По моим оценкам, это свободное плавание курса рубля, то бишь манипулирование курсом и спекулянтами, привело к перераспределению доходов в пользу спекулянтов примерно на 40-50 млрд долларов. Эти люди получили гигантские прибыли.

Ю.П. Колоссальные деньги.

С.Г. За счет манипулирования курсом рубля заплатили мы с вами. Мы заплатили обесцениванием наших рублевых доходов, сокращением инвестиций. Все эти деньги перетекли в карманы валютных спекулянтов. И дальше они несильно задержались, как показал крах группы «Открытие», в стране, большая часть денег была увезена за рубеж.

Поэтому вопрос, кто в наших денежных властях работает в сговоре с этими силами, он нетривиальный. Если такая политика проводится, значит, она оплачивается. Мы знаем, кем оплачивается. Она оплачивается финансовыми спекулянтами. И мы знаем, кто регулятор. Регулятор - Центральный банк. Регулятор и спекулянты находятся в состоянии такого, я бы сказал, симбиоза: спекулянты знают, что регулятор ничего делать не будет, а регулятор заявляет, что он не хочет и не желает выполнять своих обязанностей по стабилизации курса рубля.

Ю.П. Почему бы на этом не заработать!

С.Г. Это при том, замечу, - стабилизировать курс рубля у Центрального банка нет вообще никаких проблем. Потому что объем валютных резервов России превышает объем денежной базы. То есть, если бы Центральный банк, допустим, стабилизировал рубль на уровне 2014 года после краха, то сегодня валютные резервы выросли бы раза в полтора по отношению к нынешним, потому что курс долго бы держался на заниженном уровне.

Это означает, что у нас было бы больше экспорта, меньше импорта, к нам бы шло больше инвестиций, потому что было бы более конкурентное преимущество российской экономики по ценам. Это означает, что валютные резервы бы увеличивались. А попытки включать интервенции без всякой системы означают политику резерва, как говорил наш президент, это не политика.

Но если мы говорим о долгосрочных интересах макроэкономической стабильности, мы должны понимать, что здесь существуют очень простые фундаментальные правила. Уровень курса определяется двумя фундаментальными факторами, которые зависят от конкурентоспособности экономики и обеспечивают баланс внешней торговли, и факторами спекулятивными. Если бы мы ориентировались на фундаментальные факторы, скажем, зафиксировав курс рубля на уровне падения его в 2014 году, мы бы подыграли росту экспорта, повышению ценовой конкурентоспособности нашей экономики и росту производства.

Если бы к этому добавили расширение кредитной эмиссии на финансирование инвестиций, расширение оборотного капитала, то результатом такой политики был бы экономический рост не менее 7% в год. Это показала программа Геращенко и Примакова в 1998 году после того как рубль девальвировался, но они практически сумели его зафиксировать и дали экономике деньги для того, чтобы предприятия могли воспользоваться этой ценовой конкурентоспособностью.

Всё очень просто. Если вместо таких простых рекомендаций, которые отработаны и у нас в стране, и за рубежом, Центральный банк ведет политику отказа от свой обязанности обеспечивать стабильность курса, создавая полный хаос и неопределенность в финансовой системе, значит, я думаю, кому-то это очень выгодно.

Ю.П. Еще один вопрос. Идет дискуссия о необходимости снижения соцвзносов для людей предпенсионного возраста в связи с теми изменениями, которые будут приняты по повышению пенсионного возраста. Бизнес-ассоциации в унисон доказывают правительству, и Минфин говорит: нет, этого не будет. Это же принципиальный вопрос. Не получим ли массовую безработицу со временем и среди молодых, и среди людей предпенсионного возраста?

С.Г. Насколько я понимаю, эта идея связана с тем, чтобы облегчить работодателям финансирование фонда зарплаты для людей предпенсионного возраста. Я имею в виду, что они все равно уже пенсию заработали, поэтому не надо на них начислять такой же налог по социальному страхованию, как для работников молодого и среднего возраста. Но эта дифференциация так называемых социальных взносов, на самом деле отчислений по социальному страхованию, она вообще от лукавого.

Я не знаю еще такого примера в мире, чтобы работала регрессивная шкала социального страхования, когда богатые люди фактически платят в пенсионную систему меньше, чем те, кто зарабатывает немного. Платят-то работодатели, но, тем не менее, получается так, что нагрузка на фонд заработной платы высокооплачиваемой верхушки существенно ниже, чем общей армии работников.

Для кого это сделано? Для топ-менеджеров, которые хотят сэкономить за счет пенсионной системы, и мы видим чудовищное искажение уровня заработных плат, которые никак не вяжутся ни с квалификацией труда, ни с ответственностью, ни с элементарными нормами социальной справедливости.

Ю.П. С другой стороны, мы до сих пор видим конверты на предприятиях.

С.Г. Да, идея, что эта регрессивная шкала социального страхования повлечет снижение теневой зарплаты, не оправдалась. Объясню почему. Это все результат примитивных догматических подходов, исходя из одной точки зрения - точки зрения крупного бизнеса, в том числе государственного.

Они для себя решили снять налоговое бремя на сверхвысокие зарплаты. И тем самым создали экономический механизм возгонки зарплат топ-менеджеров. Посмотрите, какую получают зарплату наши руководители банков, корпораций. И частных, и государственных. Это немыслимо! У них зарплаты в сотни раз выше, чем у квалифицированных рабочих. У нас что, эти топ-менеджеры уникальные, боги что ли? Все прекрасно решают? Нет, мы видим огромное количество провалов, неправильных решений.

Ю.П. Выход из ситуации в чем?

С.Г. Выход из ситуации в том, чтобы вернуть все на круги своя, исходя из здравого смысла. Во-первых, не надо нам никакой регрессивной шкалы, она должна быть универсальной. Разговоры про зарплату в конвертах - это результат деградации наших трудовых отношений. Того, что был в свое время принят Трудовой кодекс, который низвел положение работников труда до фактически рабского состояния на производстве, на предприятии.

Не согласен - уходи. Не хочешь получать зарплату в конвертах - не будешь вообще получать. Это тот Трудовой кодекс, который нам навязали опять же в интересах крупного бизнеса, который хотел вместо социального контракта общепринятого в социальных государствах между бизнесом и трудом фактически низвести труд до уровня рабского, бесправного, которым можно помыкать и из которого можно выжимать любую прибавочную стоимость, которая сегодня в нашей стране в три раза больше, чем в странах Европы, уже больше даже, чем в Китае, я уж не говорю про Корею и Японию.

То есть у нас степень выжимания прибыли из наемных работников самая высокая в мире. На один рубль продукта, на одну единицу зарплаты наш работник дает в три раза больше продукта, чем на Западе. Поэтому восстановление нормальных партнерских отношений между трудом и капиталом - это необходимая часть всей этой работы. Когда пытаются выдернуть отдельные фрагменты из уже и так искореженной системы социально-экономического регулирования, получается тришкин кафтан, который носить становится совсем уж невозможно.

Ю.П. Сергей Юрьевич, еще одна тема, которая всех волнует. Неожиданно для меня на Восточном экономическом форуме президент Торгово-промышленной палаты Сергей Катырин сообщил о том, что донастройка - это не мое определение, а нынешнего Кабинета министров - налоговой системы не будет завершена до конца этого года. Потому что как минимум 8 неналоговых платежей могут обрести статус налогов и войти в Налоговый кодекс. Что происходит? У нас есть финальная точка в фискальной нагрузке или мы так и будем потрошить кошельки населения и бизнеса?

С.Г. Начнем с того, что донастройка той системы, которая у нас есть, вообще не имеет никакого смысла, потому что система порочна в своих основных конструкциях. Налоговая система, которая у нас сформирована, не будем греха таить, что называется, была навязана Валютным фондом изначально, вопреки рекомендациям многих экспертов, в том числе американских, которые говорили о том, что вы зря берете эту европейскую систему, которая с НДС, которая будет зажимать рост добавленной стоимости и стимулировать сырьевую специализацию экономики. В этом мы убедились.

Это была рекомендация МВФ. Учитывая высокую инфляцию как раз. Нам удалось внедрить свой инструмент изъятия природной ренты. Вообще налоговая система должна соответствовать структуре источников доходов в экономике. У нас главным источником доходов является природная рента, особенно после деиндустриализации 90-х годов и сырьевой специализации нашей страны. Именно природная рента дает львиную часть, порядка двух третей, всего национального дохода. С учетом тех масштабов экспорта природных ресурсов, которые мы имеем.

Самый угнетенный фактор - это труд, о чем мы только что говорили. Не будем забывать, что НДС - это налог на труд. Плюс взносы социального страхования - это налоги на труд. Что у нас происходило в течение всех этих 25 лет? Налоги на труд все время повышались. А налоги на сверхприбыли как образуемые у населения, скажем, регрессивный подоходный налог тот же самый, когда богатые платят меньшую налоговую нагрузку, чем бедные, сокращение экспортных пошлин, а потом отмена экспортных пошлин, которые были потом возвращены Примаковым, но потом снова фактически отменены, кроме нефти. Это подарок тем, кто экспортирует природные ресурсы и товары с низкой степенью переработки.

Наконец, отказ от экологических платежей - это удар по здоровью населения, то есть опять же все налоговые так называемые маневры последних лет и все налоговые изменения в течение 25 лет приводили к одному - богатые платили все меньше и меньше. Незаработанные источники доходов оставались все больше в карманах людей, которые их контролировали, а главное бремя налогов ложилось на простых трудящихся.

И это искажение во многом привело к колоссальной неэффективности всей системы доходов нашей экономики. Сверхприбыли, которые все больше и больше уходили из-под налогов из-за отмены экспортной пошлины, из-за отмены экологических платежей, из-за плоской шкалы подоходного налога, из-за регрессивной шкалы социальных страховых платежей все больше увозились за рубеж в офшоры. Потому что этим людям, в общем-то, денег столько не надо, и замечу, что налог на прибыль предприятий реального сектора тоже оказался гораздо выше, чем налог на прибыль спекулянтов, которые фактически ушли из-под налогообложения.

То есть вся эта деятельность, которая создается трудом и реальным капиталом, обложена у нас сегодня гораздо выше, чем в других странах.

Ю.П. И государство усугубляет. Собирается еще поднимать.

С.Г. При том, что роль этих источников доходов у нас гораздо ниже, чем должна быть в нормальной экономике. А та сверхприбыль, которая формируется за счет рентных источников, за счет спекуляций, утекает в офшоры. Российская налоговая система - рай для офшорной олигархии. Рай для спекулянтов. Но очень трудно жить людям труда и очень трудно жить предпринимателям, которые работают в реальном секторе экономики, с их довольно умеренными доходами.

Поэтому нам надо коренным образом менять налоговую систему. То есть нужно возвращаться к налогообложению природной ренты и экспортным пошлинам, и налог на дополнительный доход, и другие инструменты изъятия природной ренты должны быть восстановлены в налоговой системе. Нужно вернуть на нормальный средний уровень налогообложение в спекулятивном секторе, где сегодня налоги носят вообще символический характер. Почему реальный сектор платит налог на прибыль 20 с лишним процентов, а спекулянты платят не более 6 процентов?

Нам необходимо ввести налог Тобина, который был рекомендован еще 50 лет назад для гармонизации распределения доходов с тем, чтобы спекулянты платили специальный налог на раскачивание рынка, обложить спекулятивные операции косвенным налогом, вернуть экологические платежи с учетом приоритета качества жизни. И тогда мы получим совсем другие доходы. И самое главное - они будут работать на экономическое развитие, потому что те налоговые льготы, которые де-факто имеют офшорные олигархи, будь то сырьевики или спекулянты, они же не работают, их доходы, на интересы страны, они вывозят их в офшоры, и мы теряем каждый год по 100 миллиардов в год вывезенного капитала, из которых половина не возвращается.

Ю.П. Колоссальная сумма.

Ю.П. Завершая разговор, Сергей Юрьевич, хочется верить, и город Владивосток, и регион, и Россия в целом смогут реализовать беспрецедентный потенциал. На ваш взгляд, мы через 5-10 лет на острове Русский увидим совершенно другую реальность? Действительно мощный шаг вперед?

СГ. Мы обязательно увидим другую реальность. Потому что, если мы сделаем те шаги, о которых говорит президент, требуя от правительства не просто большего внимания к Дальнему Востоку, а проведения системной политики экономического развития, то мы будем жить не хуже, чем в Японии, в Корее, и сравняемся с Китаем по темпам экономического развития.

Если же мы ничего не будем делать, то мы будем проваливаться все глубже на периферию этого нового центра экономического роста. Это значит, что люди будут переезжать отсюда в Китай работать, здесь будут оставаться самые такие низкодоходные виды деятельности, связанные с эксплуатацией природных ресурсов, которых у нас безграничное количество. То есть мы будем дальше деградировать, и барьер между этим новым центром экономического роста и нами будет все время возрастать. Разрыв, точнее, будет возрастать.

Ведь этот разрыв и так виден через российско-китайскую границу на Дальнем Востоке невооруженным глазом. Что было на той стороне границы 30 лет назад и что мы видим сейчас - мы 30 лет топчемся на месте, инфраструктура у нас изнашивается. А там выросли города как грибы. И сегодня зарплата там выше, чем у нас. И люди туда начинают переезжать, мы не могли подумать об этом еще даже 10 лет назад. Поэтому 100% ситуация будет меняться, и хотелось бы, чтобы она менялась в лучшую сторону.

Ю.П. Все зависит от нас.

Советник президента РФ о том, почему ЦБ вливает средства только в привилегированные структуры и кто сегодня купается в деньгах

С 2017 года Банк России перестал играть роль кредитора экономики, полагает советник президента РФ Сергей Глазьев. Его рассуждения о том, что Эльвира Набиуллина попала в «спираль деградации», почему финансово-экономический блок работает в интересах мировых спекулянтов и как идет уничтожение «национального частного банковского сектора», — в репортаже «БИЗНЕС Online» с совещания в ТПП РФ.

«ИМ КАЖЕТСЯ, ЧТО В ЭКОНОМИКЕ [ЕСТЬ] ИЗБЫТОЧНЫЕ ДЕНЬГИ НА 20 ТРИЛЛИОНОВ РУБЛЕЙ»

Минувший вторник должен был стать днем массированной критики деятельности Центрального банка (ЦБ): на утро был запланирован соответствующий круглый стол в Госдуме, а после обеда о тех же самых проблемах собирались поговорить на площадке в ТПП РФ устроители московского экономического форума. Но не все сложилось. По каким-то до сих пор неясным причинам словам критики в адрес регулятора и его главы Эльвиры Набиуллиной так и не суждено было прозвучать в стенах на Охотном ряду. Сначала мероприятие перенесли на два часа, а потом, когда эксперты и журналисты изрядно померзли у стен Госдумы, выяснилось, что круглый стол отменен. Организатор мероприятия — глава союза вкладчиков Николай Николаев — всю вину возложил на депутата Госдумы Евгения Федорова , который также значился в числе «зачинщиков»: «Буквально вчера все было оговорено. Сам же депутат активно звал на круглый стол своих коллег-парламентариев. Сейчас же, когда у дверей Думы собралась толпа журналистов, экономистов, обманутых Центробанком вкладчиков, он вдруг сделал вид, что ничего не понимает, видимо, считая нас за дураков». Как сообщили «БИЗНЕС Online» в союзе вкладчиков, в парламентских кулуарах ситуацию связывают с тем, что на Федорова надавили из самых высоких кабинетов: якобы ему звонила Набиуллина.

А вот в ТПП говорить о грехах Центробанка никто не препятствовал. Так что мероприятие, инициированное председателем совета Торгово-промышленной палаты по промышленному развитию и конкурентоспособности экономики России, совладельцем «Ростсельмаша» Константином Бабкиным , как обычно, прошло по плану. Разного рода и мастей эксперты ругали на чем свет стоит Центробанк и финансово-экономический блок правительства. Их гнев и, возможно, желание выругаться сдерживали, пожалуй, только уровень площадки ТПП и присутствие дам.

Все выступавшие сошлись на том, что политику Центробанка, который, по их мнению, обескровливает экономику страны, высасывая из нее последние деньги, надо остановить. Наиболее негативным выглядел прогноз извечного оппонента Набиуллиной — советника президента РФ, академика РАН Сергея Глазьева , который предвидит, что ЦБ совместно с правительством будет «отсасывать деньги из экономики в объеме до 20 триллионов рублей». «Им кажется, что это лишние деньги, что в экономике [есть] избыточные деньги на 20 триллионов. Чистый эффект от этой политики мы оцениваем в 15 триллионов недопроизведенной продукции и порядка 10 триллионов несделанных инвестиций, которые могли быть сделаны при нормальных условиях отношений кредитного и реального сектора, — пренебрежительно ухмылялся Глазьев. — Таким образом, проводимая политика нам ничего хорошего не сулит, экономика будет и дальше жить без кредита. Это означает, что финансирование инвестиций будет только за счет иностранных источников. В условиях санкций иностранные кредиторы заняты спекуляциями».

Фото: kremlin.ru

«Я ЭТО НАЗЫВАЮ СПИРАЛЬЮ ДЕГРАДАЦИИ»

Советник президента РФ последовательно из раза в раз укоряет Банк России в том, что тот лишает экономику денег, создавая «феодальные условия», когда кредиты просто не существуют для финансирования инвестиций. «ЦБ — главный высасыватель денег из экономики», — решительно объявил он. Рубежом, по мнению экономиста, стал период 2016–2017 годов, когда Центробанк «перестал вовсе играть роль кредитора экономики», вливая деньги лишь в какие-то «привилегированные структуры»: «Это деньги, которые были отданы печально известным „Открытию“, Бинбанку, а также госбанкам, которые пользуются привилегированной возможностью получать длинные дешевые деньги. А вся остальная экономика работает только на своих средствах». Он полагает, что ЦБ «откачал» через депозитные аукционы из экономики уже триллион рублей и этого ему еще мало: «Уже сегодня по данному механизму из экономики высосан триллион рублей, планируется еще 2 триллиона в ближайшие два года. К этому надо добавить 2 триллиона, которые откачало правительство через облигации, и порядка 2 триллионов иностранные спекулянты связывают через механизмы carry trade, уводя половину из них за границу».

И если реальный сектор лишается финансов, то спекулятивный в них просто купается, там «резвятся главные бенефициары проводимой политики». «На фоне падения инвестиций и внешней торговли резко — пятикратно — выросли операции на Московской бирже, — отметил Глазьев. — Вследствие политики свободного плавающего курса рубля у нас единственный источник сверхприбыли — спекуляции манипуляторов, тех, кто может манипулировать курсом рубля: они получают сверхприбыли, благодаря чему объем денег, выкачиваемых в финансовый сектор, нарастает». Советник президента уверен в том, что в этом спекулятивном бассейне сегодня «крутятся 15 ВВП, то есть объем валютных спекуляций в 15 раз превышает объем экономической деятельности в стране».

А Центробанк тем временем живет в иллюзии, что экономика перекредитована. При этом коммерческие банки уже почти перестали кредитовать производственные инвестиции, доля которых в активах банковской системы не превышает 5%. В свою очередь, иллюзия закредитованности, по мнению ученого, складывается из-за того, что банки не просто выдают дорогие кредиты, но эти кредиты еще и короткие. «Если бы ЦБ работал как все ЦБ в мире, создавая кредитные ресурсы для долгосрочного развития, у нас бы не было такой иллюзии», — отметил Глазьев.

Так что никаких надежд на то, что подавление инфляции подобной политикой приведет страну к экономическому росту, советник президента не питает: «Я это называю спиралью деградации: ЦБ борется с инфляцией путем повышения процентных ставок, это ведет к усыханию кредита, падению инвестиций. Следствием этого является нарастающее технологическое отставание нашей экономики от других стран. Падает конкурентоспособность, происходит девальвация рубля, снова по кругу ходим уже 15 лет».

«КРОВЕНОСНАЯ СИСТЕМА НАШЕЙ ЭКОНОМИКИ БОЛЬНА»

Бабкин в очередной раз удивился тому, зачем ЦБ в качестве ориентира кредитно-денежной политики избрал подавление инфляции. Методы, которыми регулятор борется с этими ветряными мельницами, также вызывают у него сомнения: «Главный инструмент подавления инфляции у ЦБ — супервысокая ключевая ставка. Если мы посмотрим на мировой опыт, то увидим, что другие регулирующие органы в аналогичных ситуациях стараются не повышать кредитные ставки, а снижают их и иногда уводят в отрицательную зону. В ЕС ключевая ставка ЦБ — 0 процентов, в США — 1,3 процента, в Японии — минус 0,1 процента. Во всех этих государствах ключевая ставка ЦБ заметно меньше, чем размер инфляции».

Бабкин уверен, что высокая ключевая ставка в совокупности с повышением НДПИ и других налогов способствует не развитию экономики, а повышению себестоимости производства в России, а значит, росту стоимости товаров, что опять раскручивает инфляцию. «Неудивительно, что сейчас инфляция снижается, но мы не видим достаточной скорости ЦБ по снижению ставки, которая по-прежнему носит запредельный характер и подрывает конкурентоспособность российской экономики», — отметил эксперт. Бабкин уверен, что если бы кредиты в России стоили дешевле, то страна могла бы развиваться более быстрыми темпами. Пока же промышленные предприятия, по его словам, вынуждены 4/5 прибыли тратить на обслуживание банковских кредитов и лишь 1/5 направлять на свое развитие. «Кровеносная система нашей экономики больна, малокровие в нашей экономике наблюдается, это все тормозит развитие, ведет к выкачиванию денег из экономики и снижению покупательной способности населения», — утверждал совладелец «Ростсельмаша».

Тем не менее власти едва ли не ежедневно рапортуют об успехах в определенных отраслях экономики, например в ВПК, сельском хозяйстве или выросшем с 2010 года в 2,4 раза производстве тротуарной плитки. Но и этому «экономическому чуду» заведующий отделом международных рынков капитала Института мировой экономики и международных отношений им. Примакова РАН Яков Миркин находит логичное объяснение: «Когда ты заходишь в эти сегменты экономики и спрашиваешь себя, какова причина такого сверхбыстрого роста, то везде видишь одну простую вещь — доступность кредита, низкий процент (как известно, в сельском хозяйстве это 5–6 процентов за счет процентов субсидий), довольно широкое участие бюджетных инвестиций, очень сильные налоговые стимулы, плюс очень помогла девальвация рубля. Таким образом, совершенно другая политика — искусственные нормализованные рыночные условия создают эффект сверхбыстрого роста», — пояснил экономист. Естественно, Миркин задается вопросом: почему не применяем такую стимулирующую политику для экономики в целом? Но этот вопрос так и остается без ответа — представители регулятора подобные совещания игнорируют.

«ЛЮДИ, КОТОРЫЕ СЧИТАЮТ, ЧТО СМЫСЛ СУЩЕСТВОВАНИЯ ГОСУДАРСТВА В ОБСЛУЖИВАНИИ ИНТЕРЕСОВ СПЕКУЛЯНТОВ»

Зато директор Института проблем глобализации , подобно врачу, легко связал воедино причины и следствия политики Центробанка и даже нашел ее «внутренне строго логичной»: «Это не ошибки, а методы достижения цели. Как известно, Банк России, как и экономический блок правительства, управляется либералами, то есть людьми, которые считают, что смысл существования государства не в служении интересам населения и народа России, а в обслуживании интересов спекулянтов, лучше всего финансовых и глобальных». Так что та выкачка денег, о которой говорили другие участники круглого стола, нужна лишь для одного — «с одной стороны, чтобы больше досталось спекулянтам», с другой стороны, «чтобы они были хозяевами самого редкого ресурса, а значит, были хозяевами всего».

Фото: «БИЗНЕС Online»

Как бороться с этими хитроумными ходами Банка России, Делягин тоже придумал. Для начала стоит ограничить финансовые спекуляции. «На это либералы не пойдут никогда», — сразу предупредил экономист, и тут уже оставалось только домысливать, что пора бы от этих самых либералов скорее избавиться. Еще одно предложение — бороться с инсайдерской торговлей. «Хотя бы можно начать расследовать события 2014 года, когда были явные признаки инсайдерской торговли на валютном рынке, которые имели ужасающие последствия. Если преступление не наказывается и нет попыток наказать, то это означает, что это не преступление, а норма. Когда Банк России не проводит расследования, то это означает, что инсайдерство — это не преступление, а некоторая норма, что влияет как на состояние экономики в целом, так и на доверие этому учреждению», — отметил директор Института проблем глобализации.

«ПОЧЕМУ-ТО ЦБ САМ МИЛУЕТ, НАКАЗЫВАЕТ, ЧТО ХОЧЕТ, ТО И ДЕЛАЕТ»

Еще один важный аспект деятельности Центробанка, который рассмотрели эксперты, касался оздоровления банковской системы. «Мы прозевали момент, когда санация, пусть даже варварская, привела к уничтожению», — констатировал Делягин. Вообще, если бы на заседании присутствовал председатель правления Альфа-банка Андрей Соколов или кто-то еще от тех банков, которые устроили демарш против ассоциации российских банков (АРБ), то они запросто бы вновь обвинили главу АРБ Гарегина Тосуняна , а заодно и участников вчерашнего совещания в том, что те якобы покрывают банкиров-мошенников. «20 лет участники рынка строили свой бизнес, были уважаемыми людьми в обществе. Я не знаю, могут ли они быстро променять этот статус, чтобы быстро увести деньги. 20 лет были честными людьми, а вдруг стали мошенниками. Все ли мы готовы пожертвовать своим социальным статусом, своим добрым именем ради чего-то? Почему же эти люди пошли на такой риск? Данная политика стимулирует людей на неправильные поступки», — возразила бы им тогда вице-президент АРБ Лариса Санникова .

А председатель комитета ТПП по финансовым рынкам и кредитным организациям Владимир Гамза продемонстрировал показательную статистику существования в современной России банковского сектора. Так, только за первый год его жизни — 1992-й — было создано 2 тыс. банков, то есть тогда открывалось по пять новых кредитных организаций в день. Всего же за первые 6 лет появилось 2968 банков. Но к 1 июля 2013 года (тогда в Банк России пришла новая администрация во главе с Набиуллиной) из них оставался только 981 банк. «Остались те самые банки, которые прошли все кризисы, которые более-менее сохранили нормальную работоспособность после всех этих кризисов, имели устойчивую клиентуру. Казалось бы, ЦБ должен направить все свои усилия, чтобы помочь этим банкам, вышедшим из тяжелых битв с кризисами, восстановиться и оказывать клиентам помощь в развитии бизнеса», — заявил Гамза. Но вместо этого, по его словам, началась политика «очистки от якобы криминальных» банков. «А на самом деле ликвидация национального частного банковского сектора», — добавил эксперт. Так что четыре года плодотворной работы Набиуллиной на посту главы ЦБ лишили лицензии еще 399 банков, то есть 41% из тех, которые были к моменту ее прихода. «В результате всей этой политики с 1992 года мы создали огромное количество непонятных банков, из которых ликвидировано 82 процента. Зачем мы это делали?» — пожимал плечами Гамза.

По его мнению, в выигрыше остаются только госбанки, объем активов которых приближается к 80%, еще 15% приходится на иностранные кредитные учреждения. «Легко можете посчитать, какова доля национальных частных банков. Думаю, вскоре у нас останутся государственные и иностранные банки», — уверен эксперт. Гамза отметил, что отзыв лицензии у банков должен проходить исключительно через суд. «Почему-то ЦБ сам милует, наказывает, что хочет, то и делает. Наказать можно только через суд», — подчеркнул он.

С ним согласен и Делягин, уверенный в том, что государство спасает собственный сектор, а в итоге страна придет к советской модели, когда госсектор будет едва разбавлен иностранными участниками. «Инвестиции в этой системе координат могут осуществлять только иностранцы, потому что глобальный бизнес хороший и сильный, поэтому российское государство должно ему служить», — сказал директор Института проблем глобализации.

Вы что, август 98-го, забыли , плакатели на окладе у Госдепа?

ПЦ, как дети малые, ей-Богу...

Ну если забыли так напомним. Что там Киплинг писал в своей книге джунглей про бандерлогов, народ без памяти

Как и 1998-м подпиндосников плясавших под дудку МВФ беспокоил Глазьев, так и сейчас в этом плане мало что изменилось

23.10.1998

Маслюков отметит день рождения программой

Вчерашнее заседание правительства, как все ожидали, должно было приоткрыть завесу над тайной: как на самом деле выглядит антикризисная программа Белого дома. Не дождались. Программы Юрия Маслюкова как не было, так и нет. А что же есть? Ъ провел собственное расследование.

Призыв Глазьева
Все началось, когда в кабинет только что назначенного первым вице-премьером Юрия Маслюкова явилась инициативная группа экономистов-академиков во главе с Дмитрием Львовым и Леонидом Абалкиным. Маслюков пытался засекретить эти переговоры. Однако академики, довольные оказанным им вниманием со стороны СМИ, его подвели и поведали, что предложили правительству отказаться от либерального курса в пользу директивного. Ошибка была быстро исправлена. Разработчики антикризисной программы, в основу которой были положены предложения группы Львова--Абалкина, отправились в Волынское и прекратили почти все сношения с окружающим миром.
Формально написание программы Маслюков поручил министру экономики Андрею Шаповальянцу. Но фактически , как утверждал в разговоре с корреспондентом Ъ один из высокопоставленных сотрудников аппарата правительства, всем в Волынском заправляет Сергей Глазьев, руководитель аналитического управления Совета федерации. Его , кстати, Дмитрий Львов считает своим лучшим учеником . Глазьев значительно лучше своего учителя владеет технологиями сокрытия информации. Тем не менее первый продукт группы Глазьева Ъ смог достать и опубликовал 1 октября. Публикация произвела оглушающий эффект. Читатели смогли воочию убедиться в том, что готовится переход к мобилизационной экономике. Банки национализируются, фактически запрещается вывоз валюты, а ее ввоз разрешается только ЦБ, который, в свою очередь, преобразуется в бюджетную организацию.

Атака Задорнова
Евгений Примаков был очень недоволен: и утечкой информации, и мерами , предложенными Маслюковым и Глазьевым . Особенно премьеру не понравилась прямота, с которой авторы программы предлагали национализировать банки и запретить хождение иностранной валюты . Этим тут же воспользовался министр финансов Михаил Задорнов. На закрытом заседании президиума правительства 1 октября Задорнову удалось вычеркнуть из антикризисной программы наиболее одиозные предложения . Более того, ему удалось склонить премьера к мысли о возможном отказе от такой программы. Взамен был предложен чрезвычайный бюджет на IV квартал, а также налоговый портфель и денежно-кредитная программа ЦБ. С этим антиглазьевским набором Задорнов уехал на переговоры с МВФ в Вашингтон . Однако в фонде не поверили в победу министра финансов. А когда в Вашингтоне узнали, что ответственным за переговоры с международными финансовыми организациями назначили Маслюкова, а не Задорнова, то , по словам одного из международных чиновников, дали последнему понять , что дальнейший торг о кредитах неуместен .

Почему простым обывателям так нравятся страшные фильмы? Оказывается, это возможность понарошку пережить свои страхи, стать увереннее и даже выпустить пар. И это действительно так – нужно лишь выбрать для себя захватывающий фильм ужасов, который заставит как следует попереживать за героев.

Сайлент Хилл

История развивается в городе Сайлент Хилл. Обычным людям не хотелось бы даже проезжать мимо него. Но Роуз Дасилва, мама маленькой Шерон, просто вынуждена отправиться туда. У не нет другого выхода. Она считает, что только так поможет дочери и убережет ее от психиатрической больницы. Название городка не взялось из ниоткуда – Шерон постоянно повторяла его во сне. И вроде бы излечение очень близко, но по пути в Сайлент Хилл мать и дочь попадают в странную аварию. Очнувшись, Роуз обнаруживает, что Шерон пропала. Теперь женщине нужно найти дочь в проклятом городе, полном страхов и ужасов. Трейлер к фильму доступен к просмотру.

Зеркала

Бывший детектив Бен Карсон переживает не лучшие времена. После случайного убийства коллеги его отстраняют от работы в управлении полиции Нью-Йорка. Дальше уход жены и детей, пристрастие к алкоголю, и вот уже Бен ночной сторож сгоревшего универмага, оставшийся наедине со своими проблемами. Со временем трудотерапия дает свои плоды, но все меняет один ночной обход. Зеркала начинают угрожать Бену и его семье. В их отражении возникают странные и пугающие образы. Чтобы сохранить жизнь своим близким, детективу нужно понять, чего хотят зеркала, но проблема в том, что Бен никогда не сталкивался с мистикой.

Убежище

Кара Хардинг посл смерти мужа одна воспитывает дочь. Женщина пошла по следам отца и стала известным психиатром. Она изучает людей с раздвоением личности. Среди них есть и те, кто утверждает, что этих личностей гораздо больше. По мнению Кары, это лишь прикрытие серийных убийц, поэтому все ее пациенты отправляются на смертную казнь. Но однажды отец показывает дочери случай пациента-бродяги Адама, который не поддается никаким рациональным объяснениям. Кара продолжает настаивать на своей теории и даже пытается вылечить Адама, но со временем ей открываются совершенно неожиданные факты…

Майк Энслин не верит в существование загробной жизни. Будучи писателем в жанре «ужасы», он пишет очередную книгу о сверхъестественном. Она посвящена полтергейстам, обитающим в отелях. В одном из них Майк и решает поселиться. Выбор падает на печально известный номер 1408 гостиницы «Дельфин». По мнению владельцев отеля и жителей города, в номере обитает зло, убивающее постояльцев. Но ни этот факт, ни предупреждение старшего менеджера не пугает Майка. А зря... В номере писателю придется пережить настоящий кошмар, выбраться из которого можно только одним способом…

Материал подготовлен при помощи онлайн-кинотеатра ivi.

— Сергей Юрьевич, первый вопрос, который хотелось бы задать, по базовому указу, который подписал президент после своей инаугурации. Там стоит несколько очень серьезных задач: увеличение темпов роста экономики и попадание России в пятерку крупнейших экономических держав в мире. На ваш взгляд, насколько реалистичны такие цели для этих шести лет?

— Объективно эти цели абсолютно реалистичны. И, если бы реализовывали разумную стратегию развития нашей экономики, мы могли бы выйти на темпы 8% прироста валового продукта в год еще пять лет назад и не попасть в этот рукотворный кризис, который был вызван резким сжатием денежной массы и обрушением курса рубля и инфляционной волной.

Объективно наша экономика сегодня имеет очень мягкие ресурсные ограничения. Производственные мощности в обрабатывающей промышленности загружены на 60%. Если брать машиностроение и высокотехнологический сектор, то меньше, чем на 50%. Главная причина недогрузки этих мощностей заключается в крайней дороговизне кредита и невозможности его привлекать для поддержки оборотного капитала, поскольку себе дороже. Рентабельность в два-три раза меньше, чем процентные ставки, которые приходится платить. То есть, это искусственно созданное ограничение.

Второе ресурсное ограничение, которое обычно макроэкономисты имеют в виду, это труд, трудовые ресурсы. У нас осталось невыполненным еще указ президента 2012 года по повышению производительности труда. Рост производительности труда и увеличение загрузки производственных мощностей - это, в общем-то, одно и то же. Плюс, конечно, старая еще задача, которую ставил президент - создание 20 миллионов высокотехнологических рабочих мест.

В общем, с точки зрения использования трудовых ресурсов, мы имеем возможность поддерживать темпы роста не менее 10% в год, за счет повышения производительности труда и за счет ликвидации скрытой безработицы. На сегодняшний день, у нас оценка скрытой безработицы на предприятиях стабильно составляет около 20%. Добавлю к этому общий рынок труда с среднеазиатскими государствами, которые с нами входят в .

То есть, с точки зрения капитала производственного - нет ограничений. Возможности увеличения производства - практически в полтора раза. С точки зрения трудовых ресурсов, возможности увеличения минимум на одну треть.

Если брать сырьевые товары, то мы практически экспортируем сегодня три четверти наших сырьевых товаров, хотя могли бы сами их перерабатывать. Если брать современные технологии переработки, скажем, нефти, нефтехимии, древесины в целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности, то здесь возможности увеличения объемов производства в разы.

Ну, и научно-технический потенциал, еще один фактор роста. Приходится констатировать, что мы его тоже используем крайне вяло. У нас огромная миграция ученых и специалистов происходит, утечка умов оценивается в сотни тысяч человек. Это говорит о том, что мы его не востребуем.

То есть, по всем главным четырем факторам производства: капитал, труд, природные ресурсы, земля, и научно-технический потенциал - у нас нет ограничений для роста.

Поэтому те задачи, которые президент поставил, объективно абсолютно реальны. Более того, можем даже этот план перевыполнить. Если будет реализована стратегия опережающего развития, о которой тоже много говорят, но над ней не работают.

Закон о стратегическом планировании у нас был заморожен на три года правительством, оно оказалось не в состоянии его выполнить, видимо, квалификации не хватало. Вот сейчас эта отсрочка закончилась, и должны с 2018 года закон о стратегическом планировании внедрять.

Я бы предложил смешанную стратегию развития, которая вмещает в себя следующие составляющие. Первая - опережающий рост нового технологического плана. Это наноинженерная информационная коммуникационная технология, которая в мире растет с темпом, в среднем, 30 - 35% в год. Научно-технический потенциал у нас есть, и все сводится здесь к механизмам финансирования, инновациям.

— Как их финансировать?

— Это венчурное финансирование, это льготные кредиты, это государственные гранты посевные. Нужно брать на вооружение тот опыт, который сложился в мире за последние 40 лет, и который дает возможность ученым и инженерам реализовывать свои научно-технические идеи, проходя долины смерти, где бОльшая часть из них отсеивается, за счет внешних кредиторов и инвесторов, и где государство должно играть ключевую роль.

У нас, к сожалению, этот механизм не сработал. не оправдала своих ожиданий. Но это связано именно с тем, что отсутствуют в системе управления инструменты планирования. Деньги дают, предположим, а чиновники боятся. Если не будет отдачи - их проверит, возбудят уголовные дела, и известная история.

Поэтому надо принципиально менять подход государственных чиновников к управлению в сфере инновационных рисков. И здесь государственные льготы, кредиты, гранты должны реализовываться не с точки зрения финансового контроля, а с точки зрения объективных результатов, что за счет этого получим.

Так вот, здесь мы должны полностью загрузить наш научно-технический потенциал и создать ядро нового технологического уклада, которое дальше будет расширяться и проводить технологическую революцию, перевооружение во всей экономике. Это первая составляющая.

Вторая составляющая - мы называем экономическое наверстывание. Это что значит? Это в тех сферах, где мы имеем высокий научно-технический потенциал, чуть ниже мирового уровня, но нам необходимо и у нас есть возможность его доразвить до уровня мировой конкурентоспособности - это, прежде всего, атомная энергетика, это авиационная, ракетно-космическая промышленность.

Практически бОльшую часть машиностроения мы можем сегодня подтягивать к уровню мировой конкурентоспособности, за счет предоставления долгосрочных кредитов. И здесь главную роль должны, конечно, сыграть государственные банки. Которые сегодня управляют огромными деньгами, не имея никакой ответственности за их использование.

Государственные банки у нас перестали заниматься кредитованием производственных инвестиций, никто за это не спрашивают, и просто выжимают деньги из экономики.

Сверхприбыль госбанков формируется за счет выжимания оборотных средств предприятий. Они дают кредиты предприятиям, гражданам, краткосрочные, под проценты, которые превышают рост доходов населения, или рентабельность производственной сферы. Поэтому источником сверхприбыли того же является высасывание доходов население и оборотных средств предприятий, а также спекуляции.

— А можно заставить госбанки вести другую политику? или кто-то другой, если будет на посту главы Сбербанка, скажет: это нерыночные методы, мы так не можем, наша задача, как акционерного общества, зарабатывать прибыль.

— Если под рынком понимать базар, так сказать, где главный принцип «не обманешь - не продашь», ну, да, торговать там тухлой селедкой можно на рынке, получать за это деньги какое-то время. Но потом все окончится плохо. И точно так же у нас.

Возьмите мировой опыт. Пример финансирования экономического чуда в Японии, скажем. В основе лежали сбережения населения. через сберкассы собирало деньги у населения, и эти деньги передавались в Банк развития Японии, в жилищно-кредитный банк и еще там в экспортный, импортный банк. То есть, деньги, собираемые у населения, то, что делает Сбербанк, под контролем министерства финансов передавались в институты развития, как кредитные ресурсы. И уже институты развития эти деньги вливали в экономику.

Возьмите банк развития Бразилии, который тоже прекрасно справился со своей работой. Амортизационные средства предприятий собирались, вкладывались целевым образом в инвестиции через банк развития Бразилии.

На самом деле, любой государственный банк - он должен в современной экономике работать как институт развития. Не просто раздавать деньги, куда соблаговолит руководство, а действовать в соответствии с государственными приоритетами и вкладывать собираемые деньги в производственные инвестиции.

Об этом, кстати, господину Грефу может напомнить любой учебник для второго курса по денежно-кредитной политике. Где говорится, что главная функция банка - это трансформация сбережений в инвестиции. Это, так сказать, банковский так называемый трансмиссионный механизм. Любой студент это знает. Но наши денежные власти остановили этот трансмиссионный механизм.

В итоге, у нас банки прекратили заниматься кредитованием инвестиций. А зачем они тогда нужны? Для того, чтобы получать сверхприбыли для своих руководителей?

Так вот, динамическое наверстывание означает, что, допустим, авиационная промышленность работает на лизинге, это покупка банками самолетов, с передачей в лизинг авиакомпаниям. Так работают во всем мире. Потому что самолет - это капиталоемкая вещь. У авиакомпаний, как правило, нет денег на покупку самолетов.

У нас, между прочим, то же самое. Только наши государственные банки покупают не российские самолеты, а покупают «Боинги» и «Аэробусы». Мы из бюджета влили кучу денег в госбанки. их рефинансирует. Они наши государственные деньги вкладывают в импортные самолеты.

В результате, после краха (их не спасли эти импортные самолеты), выяснилось, что наши самолеты в долгосрочном плане лучше, потому что на них не влияет обменный курс рубля. А «Боинги» и «Аэробусы», на которых «Трансаэро» летало, находятся в собственности у российских банков. Но это же абсурд. Это российские государственные банки вкладывают государственные деньги в импорт иностранных самолетов, вытесняя нашу авиатехнику. Так вот, только вот на этом сегменте авиатехники мы можем получить взрывной рост производства, по сути, десятикратное, в течение пяти лет, увеличение объема производства наших самолетов, в рамках импортозамещения, за счет государственных банков, за счет кредитов со стороны государственных банков.

А авиационная промышленность, замечу, это не нефтью торговать. Один килограмм авиатехники стоит в тысячу раз больше, чем килограмм нефти. Это огромная добавленная стоимость, гигантский мультипликатор, и так далее.

Второе направление, вторая стратегия - это экономическое наверстывание, оно должно опираться на кредиты государственного банковского сектора. Третье направление - нагоняющее развитие, это например промышленная сборка автомобилей. Здесь большого роста не будет, 3-4% в год может быть. Но здесь импорт технологий, это поддержание нашей конкурентоспособности за счет иностранных инвестиций. И это то направление, которым правительство более или менее занимается. Первыми двумя вообще не занимается. Наконец, четвертая стратегия - это увеличение глубины переработки наших сырьевых товаров, о чем мы уже говорили.

Вот в комбинации эти четыре стратегии дают смешанную стратегию опережающего развития, которая способна обеспечить рост экономики не менее чем на 10% в год по валовому продукту.

Для этого потребуется 20-25%-й прирост инвестиций. И обеспечить финансирование этих инвестиций можно только за счет целевых государственных кредитов.

— Где взять ресурс на целевые государственные кредиты?

— Вы знаете, когда Центральный банк изымает деньги из экономики, никто не спрашивает, откуда он их изъял, кто лишился этих денег.

Центральный банк за последние четыре года под вывеской таргетирования инфляции, на самом деле изъял порядка 10 триллионов рублей.

Практически сегодня прекращены все каналы рефинансирования экономической активности через коммерческие банки. Центральный банк свернул рефинансирование коммерческих банков на рыночных условиях, краткосрочное, по котором он изъял из экономики порядка 8 триллионов.

Он свернул специнструменты рефинансирования, за счет которых кредитовались инвестиционные проекты, одобренные правительством, и программа малого и среднего бизнеса. И начал изымать деньги из экономики. Вот он сейчас выпускает облигации, открывает депозиты…

— По ставкам, которые выше ключевой ставки, и в несколько раз выше инфляции...

— Возникает вопрос: откуда эти деньги вообще появляются. Они появляются из-за того, что в экономике сокращаются инвестиции.

Поэтому политика Центрального банка - это колоссальный тормоз для нашего экономического развития. И, если эта политика будет продолжаться, я вас уверяю, что будут провалены целевые установки.

Провалены из-за этой денежно-кредитной политики, безумной, я бы сказал, маргинальной, абсолютно уникальной в современном мире, ни один центральный банк так себя не ведет в современной экономике. Центральные банки создают деньги, создают кредиты. Благодаря деятельности ЦБ, мы уже потеряли 20 триллионов рублей.

Вот вопрос, почему у нас экономика не растет - ответ очень простой: из-за политики изъятия денег Центральным банком из экономики мы недопроизвели товаров на сумму 20 триллионов рублей. Значит, мы не сделали инвестиции на сумму порядка 10 триллионов рублей. Вот вам результат. Как бы наши ученые и инженеры не пыжились, и наши авиастроители не предлагали, тратя огромные силы на создание высокотехнологической продукции, без кредитов они ничего сделать не могут.

— Сергей Юрьевич, как вы относитесь к оценке стоимости майского указа, которую дал ? Он сказал, что это будет примерно 25 триллионов, и надо найти из них 8 триллионов. Есть возможность найти эти средства, допустим, не сильно урезая какие-то расходы, на гособоронзаказ или еще на что-то?

— Ресурс у нас, как я уже говорил, объективно производственный и трудовой есть. У нас искусственная нехватка денежных средств. Потому что денежные власти относятся к деньгам как к разновидности товара. То есть, они считают, что деньги - это примерно то же самое, что и золото.

Этот денежный фетишизм сегодня мешает использовать деньги как инструмент кредитования и поддержки академического развития.

В свое время правительство ввело бюджет развития. Бюджет развития, как мы тогда планировали, должен был формироваться за счет нефтегазовых доходов, которых тогда практически не было. Но мы рассчитывали, что вот эти переменные доходы бюджета, которые определяются мировой конъюнктурой, будут направляться на поддержку инвестиций. А текущие расходы, социальные обязательства бюджета и оборонные нужды, правоохранительная система - все это должно финансироваться за счет налогов.

Разделение бюджета на постоянные доходы, налоговые, и переменные доходы конъюнктурные, призвано было бы нам гарантировать выполнение бюджетных обязательств по текущим нуждам и иметь инструмент кредитования инвестиций по нуждам развития.

Вот так работает китайское, например, государство. И это не единственный пример эффективного такого разделения доходов. У нас переменные доходы отдали за границу. Поэтому первое, что необходимо сделать - вернуть эти доходы в страну.

— То есть, речь идет примерно о $100 млрд, которые вложены в американские казначейские облигации?

— Нам необходимо, во-первых, полностью мобилизовать те доходы, которые мы зачем-то отдали под практически нулевые проценты американцам, с риском, что они у нас их конфискуют. И второй момент - нам из этого указа надо четко выделить возвратные и невозвратные средства. Скажем, ассигнования на медицину, особенно на онкологию, скорее всего, невозвратные.

Поэтому нам необходимо здесь, с одной стороны, поднять эффективность расходования социальных фондов, особенно фонда обязательного медицинского страхования. И вообще, проинвентаризировать, чем занимаются медицинские страховые компании, почему они деньги с населения, собираемые государством, пропускают через себя, при этом, не страхуют никаких рисков. Они все риски дорогостоящей помощи перекладывают на государство, либо вообще эти риски остаются на пациентах.

Второе направление - это расходы, которые должны возвращаться. Скажем, жилищное строительство. Сегодня уже население привыкло к тому, что за жилье надо платить. У президента, вы помните, в указе довольно высокие темпы роста жилищного строительства заложены.

— Речь шла о 5 миллионах новоселий в год.

— Здесь есть две возможности. Первое - это через ипотечный механизм кредитования с государственной поддержкой. Разновидностью является ссудо-сберегательные счета, где государство могло бы оказывать тоже субсидии населению. И второе направление - строительство государственного жилья с предоставлением его в аренду нуждающимся гражданам, что во многих странах широко практикуется, особенно в крупных городах.

Когда мы этот указ по полочкам разложим и разделим, что возвратное, что невозвратное, то, что невозвратное - это придется финансировать за счет бюджетных источников, включая антикризисные фонды.

К возвратному направлению, я убежден, нужно привлекать банковскую систему, обеспечивать льготное кредитование этих долгосрочных инвестиций, и не грузить бюджет этой частью увеличения финансирования целевых расходов.

У нас и государственные банки имеют достаточно денег и прибыли, для того чтобы профинансировать соответствующие инвестиционные направления, и собственно Центральный банк уже имеет определенный опыт работы со специальными инструментами рефинансирования под льготную процентную ставку. Давайте мы под те цели, которые глава государства определил как приоритетные, организуем льготное кредитование под 0,5% годовых.

— Что, на ваш взгляд, делать надо с бюджетной политикой, с долговой политикой? Надо ли увеличивать заимствования? Стоит ли отказаться или скорректировать бюджетное правило?

— Очевидно, что бюджетное правило - это от лукавого, это подброшена нам из Вашингтона идея о том, что мы должны экономить текущие расходы и то, что нам дает мировая конъюнктура, отправлять в Америку. Мы вследствие бюджетного правила, недофинансируем огромную часть обязательств государства.

Я вам скажу, что даже в эпоху «нулевых» годов, когда были высокие цены на нефть, если бы мы все нефтедоллары использовали для финансирования образования и здравоохранения, мы бы вышли на среднемировой уровень. Скажем, на здравоохранение нужно тратить сегодня не менее 5,5% от валового продукта. У нас меньше в полтора раза. Образование. Мы должны тратить на образование не меньше 8% валового продукта. Расходы на образование и здравоохранение - они могут лишь частично компенсироваться населением. На образование - это не более 20%, а 80% должно государство брать на себя, на здравоохранение - не более 50%. Другую половину обязано финансировать государство. Про науку. Если мы хотим успешно развиваться, нужно тратить не менее 3% от валового продукта.

Когда вы все это сложите, то оказывается, что в «нулевые» годы мы получили стабилизационный фонд не за счет того, что мы имели какие-то ненужные нам деньги, случайно образовавшиеся, а из-за того, что мы недофинансировали примерно в два раза образование, здравоохранение, культуру и науку.

Поэтому бюджетное правило, еще раз повторю, от лукавого. Это подброшена нам из Вашингтона через своих агентов влияния идея о том, что мы не должны тратить свои сверхприбыли, а должны их отдавать обратно американцам, как это делали их другие колонии, типа Саудовской Аравии, Арабских эмиратов, Катара, которые образовали гигантские суверенные фонды из этих денег. Ну, замечу, что они хотя бы частично это тратили на инвестиции, как мы знаем. У нас на инвестиции вообще эти деньги не тратятся.

Второй вопрос - это долг, оптимизация налогово-бюджетной системы. Правительство упорно не желает вводить прогрессивную шкалу налогов на доходы, тнаследство. То есть, все то, что наработано в мировой практике социальным государством, нами отвергается.

Мы позволяем увозить в оффшоры гигантские деньги, примерно по 50 миллиардов долларов каждый год, без уплаты налогов. Мы недофинансируем воспроизводство основных фондов, амортизация у нас гораздо ниже, чем в других странах. Но мы позволяем сверхбогатым людям, многие из которых формируют ряды этой оффшорной олигархии, по сути, не платить налоги.

Это очень странная политика, несовместимая, вообще, с пониманием того, что такое социальное государство. Несовместимая с нашей традицией социальной справедливости, которая является стержнем народного мировоззрения. Если власть по-прежнему будет игнорировать требования социальной справедливости и здравого смысла, я думаю, что авторитет власти будет очень быстро падать. Ожидания уже накапливаются более 10 лет. Четыре года падают доходы населения. У людей не хватает на самые минимальные нужды, они вкалывают с утра до вечера и зарплаты не позволяют…

Уровень зарплат у нас, говорят, нельзя повышать опережающим путем, потому что это приведет к увеличению нагрузки на бизнес. На самом деле, норма эксплуатации труда в России самая высокая в мире. У нас на единицу зарплаты работник производит в три раза больше продукции, чем в Европе и в Америке.

Поэтому ситуация, когда люди недополучают за свой труд, а сверхприбыли, которые остаются у частного капиталиста, который этот труд присваивает, вкладываются не в развитие производства, не в основные фонды, а вывозятся за границу, абсолютно неприемлема.

Очевидна необходимость очень простого налогового маневра. Это увеличение налогообложения сверхдоходных слоев населения, первых 10%.

— До какого уровня?

— Будем брать европейский уровень. Допустим, это может быть 30%, 40%. Замечу, что в периоды бедствий, когда шла война, уровень ставки подоходного налога доходил до 90% в Америке. Налог на наследство - тоже можно брать общемировые требования к этому налогу. И мы, таким образом, получим, за счет прогрессивной шкалы, несколько триллионов рублей, которые не нужно государству забирать. Нужно дать возможность предприятиям увеличить амортизацию.

Это вот, действительно, налоговый маневр. Мы увеличиваем налогообложение на потребление сверхбогатого населения. И за счет этого стимулируем инвестиции тех же самых доходов обратно в бизнес.

То есть, частный бизнес, при этом, ничего не теряет. Потому что они будут больше платить, если они изымают деньги из предприятия, в сторону личного потребления, по дивидендам. Но если они будут вкладывать в воспроизводство своих фондов, модернизацию, для них это будет нулевая сумма. То есть, мы, тем самым, будем стимулировать деньги не увозить в оффшоры, на роскошное потребление, а вкладывать прибыль предприятий в модернизацию своих фондов. Это очевидный налоговый маневр.

Второй налоговый маневр я бы связал с восстановлением механизма экспортных пошлин. Так, как они были внедрены по моей инициативе в 1992 году. У нас была эскалация экспортного тарифа, в зависимости от величины природной ренты. И экспортная пошлина касалась не только нефти и газа, как сейчас. Она распространялась и на металлургию, где сегодня довольно большие сверхприбыли.

Экологические налоги необходимо вернуть, за счет которых формировались экологические фонды. То есть, надо нашу налоговую бюджетную систему привести в соответствие с реальными источниками доходов. К которым относится, прежде всего, природная рента. И, в соответствие с приоритетами, точнее, с социальными обязательствами государства.

Теперь что касается наращивания государственного долга. Само по себе наращивание государственного долга, в ситуации, когда мы сверхприбыли от нефти и газа отправляем за рубеж, мысль, с точки зрения здравого смысла, абсурдная.

Зачем мы занимаем под 8% деньги, если мы отдаем те же самые налоговые деньги от экспортных пошлин и налога на добычу полезных ископаемых за рубеж, покупая низкодоходные и высокорискованные облигации США и европейских стран? То есть, мы сами занимаем деньги под 8%, а свои деньги ссужаем под 2%. Еще с риском, что их у нас отберут.

Ну, это же абсурд, согласитесь. Что бы там ни говорили наши денежные власти, с точки зрения элементарного здравого смысла, политика наращивания государственного долга в ситуации, когда мы не используем доходные источники бюджета, является абсурдом. Это первое. Второе. Государственный долг использовать для финансирования дефицита бюджета - это, в общем, общая норма. Этим занимаются все страны. Главный вопрос - не попасть в финансовую пирамиду, как это было с ГКО. То есть, вы должны понимать, что у бюджета доходы будут расти не меньшими темпами, чем будут накручиваться проценты по госдолгу.

Вот когда у нас темпы роста будут больше, чем процентная ставка на рынке государственных бумаг, тогда можно себе позволять занимать больше денег. Но деньги, которые занимаются на рынке, должны вкладываться в инвестиции, для того чтобы они не просто проедались, а для того чтобы была отдача. То есть, занимать можно для того самого бюджета развития, о котором я говорил. Это один момент.

Второй момент - вопрос, что это за деньги, которые на рынке государство собирается занимать? Если, допустим, это, как в Америке, государство занимает, по сути дела, у Центрального банка (у ), когда ФРС выкупает деньги у правительства через уполномоченные банки, то понятно, что государство просто забирает себе свою часть денежной эмиссии. В Америке, замечу, 90% денежной эмиссии идет на покупку облигаций государственного долга. Если наше правительство будет продавать облигации свои Центральному банку, допустим, посредством Сбербанка или напрямую, то в этом ничего обременительного нет. Вопрос только процентной ставки, это договорной вопрос. И вполне можно ориентироваться на американские процентные ставки, допустим, 1,5-2%.

А если же государство просто занимает деньги на рынке, и источником этих денег являются сбережения населения или доходы предприятий, то это что получается? Что государство для своих нужд изымает те деньги, которые должны были быть направлены на инвестиции.

Такого рода политика увеличения долга влечет за собой сокращение инвестиций. То есть, замедление экономического роста. Она бесперспективна. Мы это проходили уже на финансовой пирамиде ГКО.

— Наверное, последний вопрос. Если политика правительства останется плюс-минус такой же, какая она была, то нам удастся выйти на темпы роста выше двух процентов? Или, может быть, даже мы, наоборот, скатимся к одному проценту, к нулю, или к рецессии?

— Значит, если политика денежных властей не поменяется, то мы по-прежнему будем целиком зависеть от внешней конъюнктуры.

Как будут болтаться цены на нефть и металлы - такие будут у нас темпы развития. Ничего хорошего в этом нет. Потому что главные источники современного экономического роста - это не экспорт природных ресурсов, а это все-таки высокотехнологическая продукция, где высокая доля интеллектуальной ренты.

Так что без сочетания стратегического планирования с гибкой денежной политикой кредитования инвестиций, которая должна реализовываться через государственные специальные инвестиционные контракты, частно-государственное партнерство, где бизнес берет на себя обязательства наращивать производство, внедрять новую технику, создавать рабочие места, а государство гарантирует стабильные условия благоприятного налогообложения, гарантирует дешевый кредит, мы не обойдемся.

Механизм сложный, но работающий. Более того, он юридически сегодня у нас оформлен, в законе о промышленной политике. И вот это вот сочетание стратегического планирования, готовности бизнеса внедрять новые технологии и государственной поддержки через специнвестконтракты - это тот механизм управления экономическим развитием, который даст нам, с одной стороны, возможность заполнить имеющуюся нишу по ресурсам, загрузить имеющиеся ресурсы. А с другой стороны, обеспечит ответственность правительства и исполнительной власти за цели развития.

Ведь сейчас никто за достижение тех целей, о которых президент говорит, не отвечает. Ни бизнес не отвечает, ни правительство не отвечают.

Ну, губернаторы отвечают, в той мере, в которой они вынуждены подтягивать заработную плату работникам бюджетной сферы, занимая иногда деньги в долг.

— Сегодня министр финансов Антон озвучил идею создания фонда, который будет инвестировать в инфраструктуру. И финансирование этого фонда будет осуществляться, в том числе, за счет госдолга.

— Создание инвестиционного фонда - дело хорошее. У нас институтов развития явно не хватает.

Главный вопрос - источники финансирования этого фонда. Если это бюджетные деньги, то мы ничего серьезного не получим.

Так же, как наши институты развития, которые государством созданы, не могут оказать критически важное влияние на подъем инвестиционной активности, в силу того, что они не имеют достаточного финансового ресурса. А бюджет сегодня, как вы знаете, сводится с трудом. Правительство идет по пути консолидации бюджетных расходов. Более того, идут разговоры, что неоткуда взять 8 триллионов на выполнение целевых установок. Поэтому в бюджете денег для создания такого фонда нет.

Вопрос, где взять эти деньги. Есть очевидное решение - это целевой кредит Центрального банка. Потому что разговоры о том, что нельзя печатать деньги для инвестиций, опять же, это лукавство. Потому что деньги Центральный банк печатает. Но для каких целей он печатает? Он печатает для латания дыр, которые по его же вине образовались в финансовой системе.

Санация , «Бин-банка» — это гигантский кредит, эмиссия денег, (примерно, триллион рублей) бенефициарами которой является узкая группа людей, командовавших этими банками. Под полпроцента годовых, замечу. То есть, всей экономике под 8% годовых, а спекулянтам, которые растащили государственные деньги, под полпроцента годовых.

Второй источник эмиссии, направление эмиссии - это кредитование . Это плата за неэффективность банковского контроля самого же Центрального банка.

Так вот, если опять же привести денежную политику в соответствие со здравым смыслом и требованиями экономического развития, Центральный банк должен фондировать институты развития, включая этот самый фонд, о котором говорит сегодня Силуанов. То есть, единственный способ этот фонд сделать по-настоящему инвестиционным - это организовать целевой кредит со стороны Центрального банка, под полпроцента годовых, для формирования этого фонда и его последующего рефинансирования. Именно так работают институты развития во всем мире.

Если же просто занимать деньги на рынке - надо понимать, что это будет игра с нулевой суммой. Потому что те деньги, которые удастся собрать в этот фонд, это деньги, которые были бы в другом случае потрачены на другие инвестиции. То есть, мы просто перераспределяем тот небольшой финансовый ресурс, который есть для кредитования инвестиций.

Забираем его с рынка, где частный бизнес мог бы заниматься инвестированием, за счет собственных средств, и тот частный бизнес, который не хочет брать риски, дает деньги фонду. То есть, это увеличение государственных инвестиций, за счет сокращения частных инвестиций, не более того.

И важный вопрос, какой процент. Для того чтобы вкладывать деньги в инфраструктуру, надо понимать, что отдача будет через 10-15 лет. Может быть, через 20. Никто в инфраструктуру не вкладывает кредиты дороже чем под 2% годовых. Если мы возьмем деятельность азиатского банка инфраструктурных инвестиций, банка развития БРИКС, где вы видели проценты больше двух? Если это строительство инфраструктуры - значит, это низкие процентные ставки, это длинные сроки кредитов. Наш рынок способен дать деньги под 2%? Сегодня, очевидно, нет. То есть, это, опять же, некий разговор ни о чем.